мгновение задумался, потер мочку уха, а затем приказал Сфене снять путы. Ма наконец почти смогла сесть и растерла запястья. Место вторжения манкура пекло огнем, лопатки выкручивало, многочисленные порезы давали о себе знать, но в совокупности боль стала почти сносной, словно ее мозг, спасаясь от перегрузки, ограничил связки, заставил некоторые нервы заснуть.

Она должна была восстановить способность думать. Теперь от этого зависела не только ее жизнь. Сфена снова отошла к двери. Ма решила действовать. Одним резким движением потянулась к тумбочке и схватила бакасу в чехле. Лицо Белокуна вытянулось. На мгновение он застыл, не понимая, как поступить. Одна рука доктора осталась в банке с бакасой Сфены и Ма, вторая потянулась к украденной. Ма сорвала чехол и от отвращения остановила руку. Лягушка сморщилась и почернела. Человеческие глаза заплыли навозом. Белокун воспользовался моментом. Ма почувствовала адскую боль.

Доктор словно пытался раздавить ее бакасу. Ма почувствовала его страх. Почерневшая бакаса принадлежала Талавиру. А ее внешний вид говорил о том, что с ним не все хорошо. — Доверие, говоришь? — Белокун выхватил из ее рук банку и приказал снова приковать. — Зато теперь ты знаешь, что такое бакаса. Начнем с простого, -

сказал Белокун, усаживаясь на стул. Он казался истощенным. Сфена расправила плечи. Она пережила ту же боль, что и Ма.

— Следи, чтобы она говорила правду! — рявкнул руководитель.

Матери Ветров и снова посмотрел на Ма. Теперь он крепко держал обе банки на коленях. — Этот экземпляр, которого ты называешь сыном. Я знаю, что он вырос из эмбриона, который во время пожара ты украла из Матери Ветров. Ты удивишься, но и в этом я увидел знак Мамая. У мальчика его лицо. И знаешь, что это значит?

То, что произошло: пожар, твое бегство, рождение этого, — Белокун облизал губы, ища слово, — сына хотя бы частично было его волей. Итак, главный вопрос, Мария: что еще по велению Мамая ты тогда у меня украла?

Бекир. Закон Дешту

— Кого я вижу? Болбочан-ага? — Саша Бедный откинул дверь в шахту и подал руку бею армейцев. — Что там произошло? Это вход в тайник?

Акинджий заглянул в темноту шахты, ведущей к Кара-Тобе, пытаясь рассмотреть, что привело к обвалу. Трубки на его маске натужно захрипели.

Кара-Тобе были недружественны к акинджиям.

— Ей-йой, Саша Бедный — ветер розовой степи. Пусть приумножит твои годы Бог Вспышек, — пропел Болбочан, как будто не было на нем следов недавнего боя. — Пусть жены подарят сыновей, а суер уберет отвратительные язвы из твоего могучего тела. У Кемаля-шейха сломался некий механизм. Ты знаешь эти механизмы.

Но Саша Бидный его уже не слушал, во все глаза смотрел на Бекира.

— Ты нашел моих соколят. — Акинджий облизал взглядом Черную

Корову и почти не заметил Ниязи.

— Твоих? — удивился Болбочан, словно это заявление поразило его в самое сердце.

Он достал из-за пояса аптечку и бросил Сейдамету.

— Да. Мы несколько дней следуем за ними. Они из моего аула, из Ак-Шеих.

Пушистый внук Азиза-бабы, неизмененный сын нашего врача, а девушку я купил на местный курбан-байрам. Она должна была стать священной жертвой и спасти Ак-Шеих.

От упоминания о родном поселке у Бекира запеклось в глазах. Он вспомнил слова

Кемаля-шейха о том, что Ак-Шеих уничтожила буря, заставил себя посмотреть прямо в желтые глаза акинджия. Пусть знает, что Бекир не боится его.

— Эй, а я все думал, кто это потерял такое ценное имущество? — тем же театральным тоном пропел Болбочан, зубами затягивая перевязь на растерзанном предплечье. — Я потерял большинство людей, помогая им. И слава

Богу Вспышек, прародителю соли и ветра, которые дети были именно твоим имуществом, принадлежали моему другу — тому, с кем мы разделили пламя Матери Ветров.

— Это правда, мы вытащили их из пылевой бури, — добавил Сейдамет после того, как влил в горло содержимое бутылочки, вытащившей из аптечки. Он держался за бок. Из раны текла кровь, но лекарство и какая-то зашитая в его тело сила позволяли стоять на ногах и даже криво улыбаться.

— Мы благодарны тебе, о ловче голов, что ты помог открыть эту проклятую ржавую дверь, — продолжил Болбочан, — и, по закону Дешту, можешь просить все, чего пожелаешь. Но… Я спас твою собственность, и ты в долгу передо мной. А как говорил благословенный солью генерал Григоренко-первый, Дешт любит возвращающих долги. Я спас твою собственность, ты меня. Долги закрыты.

Неизмененных можем поделить пополам. Забирай девочку и иди с Богом. -

Болбочан кивнул на Черную Корову.

Последняя фраза заставила Бекира резко повернуть голову к бею армейцев. В

Кара-Тобе они заключили сделку. Болбочан пообещал спасти их всех, а теперь с такой легкостью распоряжается Черной Коровой, словно она действительно чье-то имущество. Девочка насупила брови. Ей тоже не понравилось предложение Болбочана.

Бекир бросил беспокойный взгляд на ее напряженные руки и уже дернулся к бею армейцев, когда почувствовал тяжелую ладонь на плече. Это был Сейдамет, едва заметно покачавший голову. «Не вмешивайся, у них своя игра», — говорили его глаза.

— Закон Где? — переспросил у Болбочана Саша Бедный. Его голос не предвещал хорошего.

Только теперь Бекир разглядел других акинджиев. Джинн подъехал поближе.

Сквозь черные стекла очков виднелись языки пламени, мерцавшие в его глазницах. Шейтан, сидевший на старом, почти седом тулпаре, по-хищнически облизал острые зубы и коснулся воткнутого за пояс ножа. Последними к группе присоединились Близнецы. На этот раз они тоже были верхом и очень гордились своим повышением. Левый вытер нос и спрятал руку за спиной. Там за поясом он тоже прятал нож. Правый не спускал глаз с Бекира.

— Закон Дешту, — не переставая улыбаться, подтвердил Болбочан.

Казалось, его не смущало, что армейцы в меньшинстве. Из шахты Кемаля-шейха выбралось только трое взрослых.

Несмотря на то, что Саша Бедный был на тулпаре, а Болбочан — пешком, они смахивали на двух ракоскорпов в брачный период. Бекира бросило в жар, а еще через мгновение обдало холодом от неожиданного ветра. Это был не «маленький друг», а более сильный порыв. Что-то